Текст:Claire de Lune:Комиссар Яковлев - "белый" герой

Claire de Lune:Чёрная месса революции

Данная статья является продолжением темы: Чёрная месса революции.

Начало: Путь в Екатеринбург.

Комиссар Яковлев - "белый" геройПравить

По приезде в Москву Яковлев был удостоен самой высокой оценки Свердлова.

"Наша встреча со Свердловым носила очень дружественный характер. Я сделал подробный доклад о перевозке, представил расписку Уральского Совета и вернул свой мандат" (см. Последние дни Романовых, с.74).

Свердлов имел все основания для торжества. Его интрига удалась полностью: Царь был на Урале, а не в Москве, и при этом ему, Свердлову, никто не мог предъявить никаких претензий — вся ответственность лежала на «самостоятельном» Урале! Теперь ею, этой «самостоятельностью», можно будет объяснить и предстоящее убийство Царской Семьи. Как верно писал русский патриот, офицер П. Булыгин:

«Большевики перехитрили немцев, и Свердлов, одной рукой исполняя требование графа Мирбаха о вывозе из Тобольска Государя, другой делал свое заранее решенное дело — отправляя Войкова и Сафарова для подготовки Екатеринбурга к задержанию вывозимого немцами Государя».

По-видимому, для немцев остановка Царя в Екатеринбурге была полной неожиданностью. Д. Б. Нейдгарт из разговора с графом Мирбахом в конце мая 1918 года сделал четкий вывод, что для Мирбаха «остановка Царской Семьи в Екатеринбурге имела место помимо его воли».

Впрочем, немцы не очень обеспокоились по поводу вынужденной остановки Царя, возможно - расчитывая на свой контроль Екатеринбурга при помощи находящихся там немецких военнослужащих, хотя и состоящих в Красной армии, но под командованием немецких офицеров. Так что немцы, во всяком случае на время, прекратили свои требования о доставке Царя именно в Москву.

Примечательно, что как только Царь оказался в Екатеринбурге и надобность во всякого рода камуфляжах отпала, все встало на свои места, и Уральский Совет покорно спрашивает у Свердлова:

«Сегодня 30 апреля в 11 часов Петроградского времени я принял от комиссара Яковлева бывшего царя Николая Романова, бывшую царицу Александру и их дочь Марию Николаевну. Все они помещены в особняке, охраняемом караулом. Ваши запросы и разъяснения телеграфируйте нам. Председатель Уральского облсовета Белобородов».

«Разъяснения» не заставили себя долго ждать:

«Екатеринбург. 3 мая 1918 г. 23 ч. 50 м. Предлагаю содержать Николая самым строгим порядком. Яковлеву поручается перевозка остальных членов семьи. Предлагаю прислать смету всех расходов, считая караул. Сообщите подробности условий нового содержания. Председатель ЦИК Свердлов».

Между тем Яковлев стремился вовсю попользоваться «славой» конвоира Царя. Он дает большое пространное интервью «Известиям», где, отбросив всю свою притворную вежливость, глумится над обреченным Царем, выпячивая свои революционные заслуги и пренебрежительно посмеиваясь над своими «уральскими товарищами». До конца своих дней он будет гордиться своей ролью в этом черном и постыдном деле, которое он так успешно провел в жизнь в апреле 1918 года.

Однако, Яковлеву было не суждено снова отправиться в Тобольск за второй партией обреченных. Свердлов приготовил для него более важное задание.

Яковлев вступил в руководство Самаро-Оренбургским фронтом против казаков атамана Дутова.

Пока он добирался до своего нового места службы. Самары, обстановка в Сибири, на Дальнем Востоке и в части Поволжья резко изменилась: восстал чехословацкий корпус, во многих городах начались восстания эсеров и анархистов. В результате большевистская власть была свергнута в целом ряде больших регионов. Более того, у антибольшевистского движения появился координирующий орган — Комитет членов Учредительного собрания (Комуч), сформировавшийся в конце июня 1918 г.

В этот момент Яковлев активно борется с мятежами: арестовывает, разгоняет, расстреливает — в общем, занимается своим привычным делом. Чехословаки наступают, красным приходится отходить, сдана Самара, штаб перебирается в Уфу. Одним словом, самый напряженный момент. И вот в этот момент Яковлева снимают с фронта.

В чем причина? Плохо справлялся со своими обязанностями? Однако, заменил Яковлева эсер Муравьев, которого Ленин называл «талантливым, но ненадежным». Зачем же было заменять верного Яковлева ненадежным эсером? Далее смещенного Яковлева переводят командующим 2-й армии, в должности которого он пробыл всего шесть дней, а затем в штаб фронта. 5 июля пала Уфа, чему немало способствовало бегство на сторону Комуча одного за другим двух командующих: Харченко и Махина. В это же время Яковлев просит Уфимский Совет освободить его от всякой работы, и Совет, что поразительно, учитывая ситуацию на фронте, дает разрешение. Яковлев объясняет свои поступки "насмешками" и "травлей", которыми он подвергался со стороны своих товарищей. При этом Яковлев не объясняет, в чем заключались эти "насмешки" и "травля".

Яковлева оставляют в Бирске, переведя на нелегальное положение, а в первых числах июля он перешел на сторону Комуча. Появилось обращение к красноармейцам, якобы подписанное Яковлевым. В нем он призывал переходить на сторону Комуча, говорил, что разочаровался в большевизме. Позже, уже находясь под следствием НКВД, Яковлев категорически отрицал написание им воззвания, а свой переход к учредиловцам объяснял тем, что «потерял всякую надежду в победе Советской власти». А.Н. Авдонин приводит такой довод причины ухода Яковлева к учредиловцам: якобы Яковлев ужаснулся жестокостью большевиков и лично Ленина и Свердлова.

Не правда ли, это сильно напоминает аргументы ещё одного "героя" - перешедшего к немцам в 1942 году генерала Власова?

Однако, не стоит забывать, что Яковлев был профессиональным разведчиком большевистской партии, прекрасно знавшим конспиративную работу. Внедрения, спецзадания, нелегальное положение — все это было для него естественным состоянием. Яковлев всегда выполнял особо ответственные задания, самым важным из которых стал перевоз Царской Четы из Тобольска в Екатеринбург.

Таким образом, самым логичным выводом будет следующий: и в 1918 году, переходя на сторону Комуча, Яковлев снова выполнял задание партии.

И.Ф. Плотников это отрицает, но отрицает необоснованно и неубедительно. Ведь и сам Яковлев фактически признавал, что действовал в интересах партии: «Чтобы не быть еще раз оскорбленным недоверием — я пошел по пути наименьших моральных страданий и взял на себя "усталость, разочарование". Я спрашиваю вас всех, верите ли в эти "усталость", "разочарование", зная меня, и можно ли себе представить, чтобы я добровольно прибыл в СССР, если бы не чувствовал своей правды?»

Разумеется, дать Яковлеву такое задание мог только лично Свердлов.

Что же это было за задание?

Яковлев перешел на сторону Комуча меньше чем за две недели до убийства Царской Семьи, имея на руках все ленты переговоров со Свердловым и с Голощекнным во время перевоза Царя, а также ряд других документов, касающихся этой темы. А.Н. Авдонин считает, что Яковлев никогда не расставался с важными документами. Но это абсолютно неправдоподобно.

В условиях гражданской войны и тем более, когда Царская Семья была еще в заточении в доме Ипатьева, а все обстоятельства, связанные с ней, полностью засекречивались, носить с собой те документы, которые носил Яковлев, было смертельно опасным. Возя с собой эти документы, Яковлев вместо благодарности за заботу об исторической правде рисковал получить из-за них пулю. Да к тому же все документы он был обязан сдать Свердлову, что, кстати, он и сделал по приезде в Москву после тобольской эпопеи.

Нет сомнений, что взять с собой такие опасные документы Яковлев мог только с разрешения Свердлова. Зачем же Свердлову понадобилось передавать важнейшие и, заметим, обличающие его документы в руки Яковлева, зная о том, что они могут оказаться в руках Комуча? Кому должен был передать Яковлев эти материалы? По странному стечению обстоятельств в тот момент в Сибири находился прибывший туда через США, Японию и Китай не кто-нибудь, а родной брат Свердлова — Завель Мовшович Свердлов, носивший имя Зиновия Алексеевича Пешкова.

Зиновий Свердлов (Пешков) был очень непростой фигурой. О нем ещё будет речь, когда поведем речь о его младшем брате. Здесь же приведем данные французского справочника "Who's who inFrance" за 1955-1956 годы:

«Зиновий Пешков, дипломат и генерал. Родился 16 октября 1884 г. в г. Нижнем Новгороде (Россия). Доброволец во французской армии (1914). Участвовал в миссиях: в США — 1917 г., Китай, Япония, Манчжурия и Сибирь — 1918-1920 гг.»

Пешков с юности включился в революционное движение, но быстро отошел от него. Однако в этом поступке Зиновий руководствовался не идейными соооражениями, а какими-то гораздо оолее тонкими причинами. Принадлежность к тайным обществам и близкие связи с Горьким позволяли Зиновию Пешкову поддерживать связи с самыми влиятельными людьми революционного и масонского лагеря. В 1906 году Зиновий совместно с Горьким осуществил длительную поездку в США, где они собирали деньги для поддержки революции.

В 1911 году Зиновий Свердлов снова уезжает в США, где он, безусловно, поддерживал тесные связи с братом Вениамином и почти наверняка с Я. Шиффом. Интересно, что после тяжелого ранения Зиновия на фронте во время Мировой войны «его многочисленные друзья и покровители во французских «высших сферах» вдруг вспомнили, что Зиновии долго жил в Америке, говорил по-английски и имел там большие знакомства. В это время Франция прилагала все усилия, чтобы вовлечь в войну США на своей стороне. Было решено использовать Зиновия для послания его в США для пропаганды вступления в войну на стороне союзников. Зиновий сделал все, чтобы этому способствовать». (см. Пархомовский М. Сын России, генерал Франции. Об удивительной жизни Зиновия Алексеевича Пешкова и необыкновенных людях, с которыми он встречался. М., 1989.)

Каким образом рядовой офицер французской армии мог способствовать такому грандиозному событию, как вступление в войну США, непонятно, если не учитывать связи Зиновия с еврейскими американскими финансовыми кругами.

Безусловно, Зиновий всегда поддерживал связи и со своим братом Янкелем, несмотря на то, что между ними якобы существовала вражда. Его приемный отец Максим Горький (он же Алексей Максимович Пешков) принимал видное участие в подготовке государственного переворота против Царя. Очевидно, что и Зиновий Пешков принимал в этом перевороте непосредственное участие: он был посредником между масонскими кругами Франции и революционными кругами в России. Не случайно летом 1917 года капитан французской армии Зиновий Пешков был назначен представителем Франции при правительстве Керенского. Керенский даже наградил его орденом св. Владимира 4-й степени.

Во время большевистского переворота Зиновий Пешков находился в Петрограде и внешне выступил против прогерманской политики большевиков.

Тем не менее, когда большевики пришли к власти, французы послали в Москву именно Зиновия, и он имел встречу «по служебным делам» со своим братом Яковом. О чем шла речь между ними, неизвестно, но летом 1918 года Пешков направляется в Сибирь.

Пешков прибывает в Сибирь именно в тот момент, когда Яковлев переходит на сторону учредиловки. При этом Пешков проследовал через США, где имел какое-то задание от французского МИДа.

Пешков встречает в Сибири в сентябре приход к власти адмирала Колчака. При Колчаке Зиновий Свердлов играл очень важную роль. Амфитеатров писал о нем: «Неся свою военно-дипломатическую службу во французском мундире, он был деятельным агентом связи между французским правительством и командованием армии. Акт признания Францией Колчака верховным правителем был доставлен в Омск Зиновием Пешковым».

Странным стечением обстоятельств родной брат одного из главных врагов Колчака становится военным советником при французском представителе при колчаковском правительстве генерале Морисе Жанен. Не будем забывать, что Жанен, крупный масон, был куратором от французских правительственных кругов, читай масонских, дела об убийстве Царской Семьи.

Поэтому вполне вероятно, что, переходя летом 1918 года на сторону Учредиловки, Яковлев выполнял личное задание Свердлова: он должен был передать Зиновию Свердлову всю полноту информации об обстоятельствах перевоза Императора Николая II в Екатеринбург и об условиях его содержания там.

Таким образом получается, что именно Зиновий Свердлов-Пешков был главным посредником между большевиками и тайными заграничными организациями в подготовке и осуществлении убийства Царской Семьи в июле 1918 года. Во всяком случае, заслуги Пешкова в Сибири были весьма оценены масонскими кругами. По настоянию генерала Жанена Пешкову была назначена высокая пенсия в 1 500 франков ежемесячно и 5 000 франков единовременно.

Таким образом, убийство Царской Семьи курировалось мировой закулисой через своих представителей как в «красном», так и в «белом» лагерях. В обоих случаях представителями этих тайных сил были Свердловы — Яков и Зиновий. Потому и сокрытие следов Екатеринбургского злодеяния велось не только со стороны большевиков, но и со стороны так называемых «белых» после взятия ими Екатеринбурга (впрочем, об этом речь впереди).

Также весьма интересно, что, перебравшись в январе 1919 года в Китай, Яковлев, ставший к тому времени К.А. Стояновичем, мог часто видеться с 3. Свердловым, который представлял интересы французской военной разведки в Китае в 20-х годах.

Судьба комиссара ЯковлеваПравить

Вернувшись в СССР из Китая, Яковлев не мог предавать гласности истинную причину своего перехода в армию Комуча. Поэтому он придумывал легенды «о хронической усталости, стремлении жить по-человечески» и т.д. При этом он должен был терпеть те ушаты помоев, которые изливали на него его товарищи по партии. Ко всему прочему 28 июня 1928 года его арестовали. Яковлев-Стоянович отправился в Соловки и на строительство Беломорканала. Там у Яковлева проявилась особенность почти всех «верных ленинцев», которые оказавшись в тюрьме или в лагере, начинали писать слезливые и униженные послания «дорогому Иосифу Виссарионовичу», бесконечно клялись в «верности партии» и обязались искупить свою вину «ударным трудом».

Не был исключением и Яковлев. В своих письмах он признает "ошибки перед партией", уверяет, что готов искупить свою вину и вновь «с головой бросится в кипучую революционную деятельность».

В 1933 году был освобожден. Выйдя на свободу, он был назначен начальником исправительно-трудового лагеря. Однако, видимо, осознавая непрочность своего положения, он стал всячески стремиться закрепить за собой лавры "героя", верного партийца, выполнявшего особые поручения партии. Яковлев-Стоянович упорно пытается вернуть себе «славу» революционера, организовавшего «последний рейс Романова». Он готовится писать об этом книгу, ищет свидетелей и участников тобольской экспедиции. Яковлев явно гордится своей ролью, своим умением подпольщика, то есть умением лгать, изворачиваться, путать следы. Ни в одной строчке его воспоминаний не чувствуется ни раскаяния, ни мук совести перед убитыми с его помощью людьми.

Он так и не понял, что сталинской России такие "герои" больше не требовались.

В сентябре 1938 года, в ответ на свои многочисленные письма-требования, Яковлев-Стоянович был арестован вновь. Ему предъявили те же обвинения, что и 10 лет назад: переход на сторону белых, работу на иностранную разведку. Его приговорили к расстрелу, и 16 сентября 1938 года этот несправедливый с точки зрения закона, но в высшей мере справедливый, исходя из Божьего суда, приговор был приведен в исполнение. В день расстрела Яковлеву исполнилось 52 года.

На протяжении долгих лет было принято говорить о «таинственном Яковлеве». При этом и следователь Соколов, и советские авторы считали его противником большевиков («предателем»). Ему приписывали стремление увезти куда-то Царскую Семью, скрыть ее от большевиков и так далее. Наиболее нелепым представляется высказывание о Мячине-Яковлеве-Стояновиче, сделанное И.Ф. Плотниковым:

«Мячин искренне стремился к свободе трудящихся, демократии и счастью, но не нашел их».

Следует, наконец, опровергнуть этот миф.

За личностью комиссара Яковлева скрывался не «таинственный посланник немцев», не «агент английской разведки», не «тайный монархист» и не «враг Советской власти», а кровавый боевик-подпольщик, для которого убийство и обман были неотъемлемой частью натуры. Вспомним яковлевские слова:

«У нас, старых боевиков-уральцев, по отношению к врагу все средства были хороши и беспощадны».


Продолжение темы: Екатеринбургская Голгофа.